Восхождение
Автор: Joya Infinita
Бета: Eswet
Пэйринг: Сэмей/Соби
Рейтинг: PG-R
Жанр: drama/action
Дисклеймер: все принадлежит Юн Коге.
Примечания автора: я не ставила себе цели написать чистый слэш или чистый джен. Я постаралась написать историю одного человека.
Предупреждения: AU, ОМП, ОЖП..
Написано и посвящено Piratke.
Пролог
На самом деле все истории бесконечны. Они - ручьи в неиссякаемой реке времени, вне доступных миру людей категорий и определений. Берут свое начало во взгляде новорожденного младенца, в его сузившемся от солнечного света зрачке, и развиваются, наполняются, как потоки, или мельчают, истончаются в оледеневшем взоре покойника. Но не кончаются. Подобно человеческим душам, истории вплетаются в полотна – оседают пожелтевшими фотографиями в пыльных альбомах, свидетельствами в железных сейфах, прядками первых волос в деревянных шкатулках, файлами и папками в цифровом пространстве, представить которое не состоянии даже его создатели. Так истории продолжают жить, питаясь впечатлениями гостей, которым всучат семейный альбом перед обедом в воскресный день, шелестом папирусовой бумаги с иероглифами на храмовом алтаре, чьим-то рассеянным взглядом, пробегающим по слишком мелким буквам на мониторе.
Одни бывают великими, о других остаются лишь короткие заметки в кладбищенских книгах. Замирают, дремлют в ожидании нового рождения.
Не кончаются.
В день, когда американский линкор «Миссури» вошел в воды Токийского залива, молодой офицер Седжи Хирота заступил на свой пост в охране императорского дворца. Он стоял вытянувшись, подобно натянутой тетиве лука, глядел перед собой и старался не вслушиваться в стуки и шелесты, которыми была полна резиденция. Семья Хирота происходила из древнего рода вассалов нынешнего императора, гордилась своей историей, владела поместьями в нескольких провинциях, а покойный патриарх Кейсуке Хирота даже входил в состав Гэнро, пока артрит не свел его в могилу. Седжи смотрел в глубину тенистого коридора - вдалеке колыхались белоснежные занавеси, из сада доносилось мерное постукивание бамбукового перелива – и думал о своей невесте Мако, о ее отце, видном домовладельце из Киото, о свадебных торжествах. Седжи тогда еще не знал, что станет отцом пятерых детей, четверо из которых не проживут дольше «королевского» возраста, а пятый окажется дочерью, которая на исходе эпохи Сёва родит ему первого внука.
В тот день будет светить холодное осеннее солнце, а дорожки - шуршать опавшими листьями. Седжи навестит Мисаки в больнице, будет любоваться ее светящим от счастья лицом и тихонько пожалеет, что Мако так и не дождалась этого счастливого момента.
Много лет спустя высокий юноша будет проходить мимо больницы, в которой он появился на свет, остановится и вспомнит Седжи Хироту, которого уже не будет в мире живых.
Психологи давным давно сформулировали закон ассоциативного мышления. Забавы разума: ель – Новый год, сакура – любовь, кровь – смерть и страсть, насилие – секс. Пространство, полное ловушек: заденешь – вспыхнет моментальный образ перед глазами. Вон, там на фарфоре, такие цветочки, как у чайного набора тещи; а у второго мужа такие же длинные волосы, как у первого; кого-то в пятнадцать лет отправили учиться на Окинаву. Вот он и вспоминает всю жизнь, и гадает, что же произошло с соседской девчонкой за те два года, что его не было рядом. Уехал – она была, приехал – уже нет.
Сэмей вспоминал дедушку применительно к своему одиннадцатилетию. Дедушка Седжи появлялся и раньше; дарил самураев на День Мальчиков, водил на цирковые представления – его покрытая старческими пятнами ладонь крепко держала маленькую ладошку Сэмея. Сэмей думал, что она уродлива, но до странности надежна и сильна. Мама рассказывала, что дедушка был настоящим самураем. Отец фыркал.
Когда Сэмею было одиннадцать, мировую экономику лихорадило от очередного финансового кризиса, по Японии прокатилась волна массовых самоубийств подростков, в их школе наконец-то закончили ремонт бассейна, а у Рицки появилась маленькая подруга.
Дедушка Седжи, ворча что-то про потерянное поколение и забытые идеалы предков – Сэмей подозревал, что речь идет о временах настоящих самураев, – отвел Сэмея на первый урок по кюдо. Его и уроком-то назвать нельзя было: Сэмей сидел у стены, глазел по сторонами, пытаясь сориентироваться в просторном помещении клуба. Перед ним навытяжку стояли стрелки с огромными луками – ветер трогал складки их кимоно, – и дедушка Седжи хмурил брови, концентрируясь на цели. Его покрытая морщинами и пятнами рука с легкостью натягивала тугую тетиву – стрелы свистели, и вновь наступала тишина. Сэмей любовался стрелками.
По пути домой дед объяснял Сэмею основные составляющие учения кюдо:
- Идеальный баланс силы тела и точности оружия. Ты ведь знаешь, что такое баланс, да?
Сэмей ответил, что знает – он многократно увеличивал свой баланс в последней версии «Квеста».
- Что за дети пошли, - неодобрительно качал головой старик. – А чего ожидать, когда эти ящики заполонили все вокруг…
Дома маленький Рицка тут же бросился к деду, громко сообщил, что мама приготовила его любимые каштаны с рисом, а сенсей в школе сказала, что у него самые красивые иероглифы в группе.
- Расскажи про войну, дедушка! Про войну!
Седжи удерживал непоседу на коленях и говорил о первых военных самолетах – Рицка ребром ладони рассекал воздух, изображая пикирующий истребитель.
- Я буду «Зеро», а братец – «Хаябуса»!
Сэмей пил чай и улыбался. Он понятия не имел, как выглядят «Зеро» или «Хаябуса», но наверху, в его комнате, уже стоял новенький «ящик», и он собирался поискать изображения самолетов после ухода дедушки.
- Как поживает твой муж, Мисаки?
Мама, переставлявшая блюда на столе, натянуто улыбнулась.
- Аояги очень выгодно женился, - продолжал дед, ухмыляясь в усы, - благородная жена с приданым, да еще и двух сыновей родила.
Мисаки слушала, не смея возразить - щеки ее и шею залила краска стыда. И даже малютка Рицка, почуяв неладное, тревожно поглядывал на взрослых, кончики ушек чуть опустились. Чай Сэмея остыл и начал горчить, но он упрямо продолжал делать глоточки, наблюдая за дедом и матерью из-под полуопущенных век. И только если бы кто-то глянул под стол – увидел бы, как раздраженно шевелится кончик его хвоста.
Отец Сэмея был живым примером всего плохого и недостойного в глазах Седжи Хироты. Возмутительный юнец с длинной челкой, закрывающей глаза, он вбил в голову Мисаки «дурь» о свободе от предрассудков, приучил ее носить брюки и ввел в компанию таких же пустозвонов, как он сам, которая сформировалась на тлетворной почве вседозволенности и мыслеблудия в Токийском университете. Аояги Чикаго оказался неспособен построить достойную карьеру в бизнесе, вместо этого он якшался с поэтами и художниками и преподавал историю мирового искусства. Не зять – сплошное разочарование.
Сэмей никогда не слышал, чтобы отец спорил с грозным тестем. Он просто уходил в свой кабинет, где курил и слушал старые пластинки, которые коллекционировал. Сэмей часто останавливался напротив двери отцовского кабинета и слушал доносившиеся из-за двери импровизации Рея Чарльза.
Однажды, когда любопытство и тоска по вниманию отца стали особенно сильны, он не выдержал и толкнул дверь. Она не поддалась. Маленький Сэмей попробовал еще – он дернул ручку и замер, не произнося ни звука. Музыка в кабинете стала тише на пару минут, в течение которых сердце мальчика сжималось от предвкушения. Но Чикаго не поднялся, не вышел из-за старого стола, не отпер дверь своему тогда еще единственному сыну. С тех пор Сэмей ни разу не вошел в кабинет отца, даже когда тот оставлял его открытым. Он оставался предельно вежливым с Чикаго, не капризничал и ничем не выдавал своей обиды. Но когда тот купил ему компьютер, Аояги Сэмей даже не подумал поискать в Интернете информацию о Рее Чарльзе. Вместо этого он скачал книгу о кюдо.
В двенадцать лет Сэмей познакомился со своей второй учительницей. Ашита-сенсей была высока, худощава и слишком серьезна, чтобы учить детишек в младшей школе. Ушек у нее не было, что не мешало ей краснеть всякий раз, когда в учебнике биологии появлялись иллюстрации опыления, размножения грызунов, обитающих под землей, или тибетских ланей. В общем-то, она была совсем неплохой.
У Сэмея начались проблемы с математикой – он никогда не жаловался на рассеянность, но иногда, заглянув в учебник, он вдруг обнаруживал, что они прошли этот параграф на прошлом уроке. На котором он присутствовал, но о котором совершенно забыл. Ашита-сенсей предложила Сэмею позаниматься дополнительно после уроков. С трудом поборов гордость - Сэмей не хотел уступать своих позиций в общем табеле оценок, – он согласился. Великое колесо совершило неожиданный поворот: Сэмей на всю жизнь запомнит эти курсы математики, окончательно забыв сам предмет.
После звонка школа почти опустела – ясный майский денек был полон чириканья птиц, позвякивания велосипедных звоночков и звонких ударов баскетбольного мяча на школьной площадке. Сэмей смотрел в окно, щурясь от яркого солнца, – ему было жарко и хотелось есть. Сэндвичи, приготовленные мамой, он съел в перерыве, а питаться в школьной столовой после того, как у Мияги из параллельной группы обнаружили глистов, совсем не хотелось.
- Эй, малявка! – окликнул Сэмея долговязый мальчишка. Выглядел он лет на 15, был нескладен и прыщав. Сэмей проигнорировал его.
- Я к тебе обращаюсь, козявка!
Пацан подошел ближе и Сэмей без удовольствия отметил, что тот выше его на голову, может, полторы. Еще чего не хватало – смотреть на кого-то снизу вверх!
- Ты что, оглох? – толчок был неожиданным и весьма болезненным: подоконник врезался Сэмею в грудь. Он резко развернулся и яростно уставился на обидчика.
- Чего пялишься? – протянул пацан, кривляясь. – Ути какие мы злобные! Глазенки-то не таращи, малявка!
- Не трогай меня!- тихо произнес Сэмей.
Внутри появилось странное жжение, похожее на боль от ссадины или ожога – Сэмей с отвращением почувствовал, как увлажнились ладони и подмышки. Он ненавидел потеть.
- Да ты что? Заноешь, как девчонка? – мальчишка вдруг двинулся вперед и припечатал Сэмея к стене, прижался и задышал прямо в ухо:
- Совсем, как девчонка, а? Милашка!
Сэмею никогда не приходилось драться – одного взгляда на шаливших одноклассников хватало, чтобы те оставили его в покое. Он не любил, когда его трогали, щипали или толкали. Но этот пацан не был похож на его слишком активных товарищей. Глаза его были до странности влажными, дыхание отвратительно горячим и мокрым от капелек слюны. Сэмей содрогнулся – парень осторожно потерся об него.
- Ну что, дрожишь?
Это было так отвратительно и мерзко, что Сэмею стало по-настоящему страшно. Он почувствовал не просто агрессию, а нечто большее, то, что интуитивно ощущают более взрослые люди, с чем они умеют и могут справляться. Сэмей тогда еще только догадывался, что такое сексуальная сторона жизни.
Приступ паники придал ему сил, и он изо всех сил оттолкнул от себя долговязого, сгруппировался и, как показывал учитель физкультуры, ударил незнакомца в живот.
- Ах ты… - тот вновь бросился на него, схватил одной рукой за шею, другой принялся выкручивать кошачье ушко, – тварь… - шипел и плевался.
Сознание помутнело от ярости и боли – Сэмей принялся отбиваться изо всех сил: руками и ногами. Зубы его клацали в безуспешной попытке дотянуться до руки, сдавившей ему шею. В какой-то момент, который он даже не уловил, пацан согнулся пополам и заверещал от боли, хватка его ослабла. Сэмей продолжал наносить удары везде, куда только мог. Попал по носу – теплая кровь брызнула ему на руки, и он остановился, тяжело дыша. Шея горела, коленки подгибались. Сэмей развернулся в сторону класса.
- Что здесь происходит?
Глаза Ашита-сенсей подозрительно сузились.
- Кто этот мальчик, Аояги-кун? Что ты с ним сделал? Почему у него кровь идет?
Учительница выстреливала вопросами, пытаясь скрыть свою растерянность. Наверное, она впервые видела такую драку и знать не знала, кого наказывать в подобных случаях.
- Как тебя зовут? - склонилась она над долговязым, скорчившимся на полу пацаном.
- Микаге, - просипел он, всхлипывая, - Арата, сенсей.
Сэмей мысленно повторил про себя это имя и посмотрел Микаге прямо в глаза. Настоящие самураи всегда знали имена своих врагов.
- Зайди в класс, Аояги-кун, - скомандовала Ашита-сенсей, помогая Микаге подняться. – С тобой я поговорю позже.
Когда она вернулась, Сэмей уже успел вымыть руки и лицо, сидел за партой, как прилежный ученик и смотрел перед собой невидящими глазами. Все слова неодобрения и возмущения, которые бурлили в мозгу Ашита-сенсей, отступили, когда она заприметила этот странный, невероятно пустой взгляд. Встревоженная, она внимательно оглядела мальчика, заметила страшные царапины на тонкой шее, вздохнула.
- И тебе тоже придется навестить Ону-сенсея, Аояги-кун.
Сэмей равнодушно последовал за ней. Он шел по коридору, привычно поглядывая по сторонам, – когда-то дед говорил ему, что для того, чтобы не потеряться, надо всегда смотреть вокруг и отмечать ориентиры. Сэмей отмечал знакомые до боли синие двери крыла для старшекурсников, доску с расписанием кружков и спортивных секций, фонтанчик с водой.
Ону-сенсей, школьный врач, велел ему сесть на высокий табурет у стола и выпроводил Ашиту-сенсей. Он был почти лысым, толстым человеком с пухлыми, аккуратными руками. Сэмей подумал, что это, наверное, потому, что Ону-сенсей – доктор, а все доктора носят перчатки, а в перчатках невозможно поранить руки или заработать мозоли, порезаться или уколоться можно, но не случайно выдрать заусеницу. Неразговорчивый доктор велел Сэмею посмотреть наверх и чем-то там обработал порезы на его шее.
Прикосновения его затянутых в перчатки рук было сухим и прохладным. Запах талька успокаивал. Чуть-чуть защипало, а потом липкий язычок пластыря прижался к коже, и стало тянуть. Сэмей чуть наклонил голову, пытаясь избавиться от неприятного ощущения.
- Аккуратнее, Аояги-кун, - сухо откомментировал его действия Ону-сенсей, - может отлепиться.
Затем доктор внимательно посмотрел на него:
- Арата растет без отца, Аояги-кун, - бесцветным голосом начал он. – Мать не может более воспитывать его, к сожалению. Не очень-то могла и раньше, - продолжал Ону-сенсей, очищая стол от бумажек и ваты, - надо быть снисходительнее к нему. Всем. И тебе тоже.
Их взгляды встретились. Внутри Сэмея клокотало возмущение:
- Я никогда не был знаком с ним, сенсей.
- Знаю, - вздохнул доктор и пожал плечами. – И очень надеюсь, что тебе хватит ума не продолжать подобных знакомств.
Сэмей опустил голову, скрывая гримаску отвращения. Микаге Арата был самым отвратительным существом, даже хуже, чем тот мерзкий старик, подметавший дорожку к храму, мимо которого Сэмей ходил в школу.
- Удел подобных ему – презрение, - процитировал кого-то Ону-сенсей и кивнул в сторону двери:
- Зайди ко мне завтра, Аояги-кун.
Аояги Чикаго, разумеется, не пошел в школу на следующий день, возможно, он даже не обратил внимания на пластыри на шее своего старшего сына. Наверное, подумал, что тот просто поранился, как любой другой мальчишка. Только Сэмей никогда не был обычным мальчишкой, ну а Чикаго, в свою очередь, так и не стал обычным отцом. В этом заключался их своеобразный паритет.
Мисаки охала и возмущалась, наверное, позвонила семейному врачу за консультацией, но не рискнула постучаться к сыну, когда тот ушел к себе в комнату. Сэмей долго рассматривал свое отражение в зеркале, трогал заклеенные ранки, болевшее ушко, потом лег на постель, стараясь успокоить мелкую дрожь, охватившую его сразу же после возвращения домой. Повернувшись на бок, он достал из тумбочки маленькую записную книжку, подаренную кем-то на очередной День Мальчиков, понюхал чистые разлинованные листы, раскрыл, прислушиваясь к скрипу переплета. Потом достал из рюкзака карандаш и сделал первую запись на первой странице: «Арата Микаге. 1999г.». После этого он смог, наконец, уснуть.
Утром его разбудило чье-то сосредоточенное сопение. Приоткрыв глаз, он увидел у своей постели Рицку. Братик лучезарно улыбнулся, потом перевел взгляд на шею Сэмея и очаровательно нахмурился:
- Болит? Хочешь, подую?
- Уже не болит, - ласково ответил Сэмей, но Рицка все равно подул, забавно шевеля ушами.
- Ты такой молодец! – восхищенно добавил он.
- Правда?
- У тебя останутся шрамы? Как у самураев? Помнишь, дедушка говорил…
Сэмей тихонько рассмеялся:
- Не останутся, – улыбнулся озадаченному выражению лица братишки. – У дедушки ведь не было.
- Ты уверен?
Сэмей уверил Рицку, что знает наверняка. Потом тот достал из-за спины маленький сверток:
- Мы с мамой купили вчера, но я не успел отдать тебе вечером.
На подушку приземлился маленький зеленый самолетик с красными пятнышками на крыльях.
- Это твой «Хаябуса», - глаза Рицки светились.
Сэмей смотрел на игрушку, на маленькую ладошку Рицки – внутри разливалось знакомое тепло и тихая радость.
- Неси своего «Зеро».
В тот день он остался после уроков не ради занятий по математике - Ашита-сенсей почему-то больше не горела желанием продолжать факультативные занятия. Сэмей шел в кабинет к Ону-сенсею, как и обещал.
Врач встретил его равнодушно, но осмотрел и предложил минералки. Сэмей сидел на табурете, разглядывал шкафчики с лекарствами и медицинскими инструментами и гадал, зачем доктору понадобилось вызывать его к себе снова. Каждая нормальная семья имела своего врача, а уж семья Аояги – подавно. Ону-сенсей вернулся с бутылкой воды и замер, внимательно глядя на Сэмея. Тот почувствовал себя неуютно, будто его изучают, как странное животное.
- Нам нужно кое-что сделать, Аояги-кун, - слабо улыбнулся сенсей. Он достал из ближайшего шкафчика коричневую папку. – Заполнить кое-что, как тест, понимаешь?
- Конечно, сенсей.
Доктор положил на стол скрепленные листы и аккуратно пододвинул их в сторону Сэмея.
- Для чего…
- Все вопросы потом, Аояги-кун, - перебил врач без улыбки. – Просто заполни, и потом, быть может, тебя возьмут…то есть, запишут на особенные курсы. Там очень интересная программа…да…для одаренных детей, понимаешь?
Сэмей достал ручку и склонился над листами – доктор явно вздохнул с облегчением. Потом он отметит в папке напротив имени Сэмея: «Подозрительный ребенок».
По окончании первого триместра Сэмей существенно исправил свои оценки по математике. Мисаки задумала свозить детей в Хаконэ, и Рицка, утомившийся после первых в своей жизни месяцев школы, прожужжал всем уши, предвкушая поездку. Дедушка Седжи лечился на минеральных источниках, поэтому сопровождать их пришлось Чикаго. Сэмей слышал, как тот спорил с женой в спальне. Ему очень хотелось войти и заставить их замолчать или хотя бы понизить голоса, чтобы Рицка не услышал. Вместо этого он приволок братца в свою комнату, посадил за компьютер и играл с ним в игры до позднего вечера. Перед сном он долго глядел на свою записную книжку, но так и не коснулся ее.
За день до отъезда он заглянул в школьную библиотеку, чтобы сдать учебники. Там его и нашел Ону-сенсей. Выглядел доктор странно: Сэмей не мог определить, то ли он встревожен, то ли расстроен.
- Аояги-кун! Вот ты где, Аояги-кун! Почему же ты не зашел ко мне на прошлой неделе, Аояги-кун?
Он «кунал» до самых дверей своего кабинета, а внутри тут же предложил Сэмею воды, потом витаминов, потом еще чего-то и, наконец, более или менее успокоившись, рассказал, что тесты Сэмея были рассмотрены вступительной комиссией «тех самых курсов, помнишь, Аяоги-кун?» и что им необходимо ехать в Гору на собеседование.
- Это невозможно, сенсей. - твердо сказал Сэмей, поднимаясь, - моя семья и я едем на каникулы в Хаконэ.
- Глупости, Аояги-кун, я поговорю с твоим отцом! Это редкий шанс! Он должен тебя отпустить!
Сэмей покачал головой, но Ону-сенсей не стал ничего больше слушать, просто вышел из кабинета и, вернувшись полчаса спустя, сообщил, что отца Сэмея не было дома, но его мать дала согласие на посещение языковой школы в Горе.
- Языковой? – Сэмей был так удивлен, что почти не расстроился из-за лжи матери. Отец наверняка просто не захотел подойти к телефону.
- И языковой тоже, Аояги-кун, - загадочно подтвердил Ону-сенсей, переодеваясь. Сменив халат на пиджак, он похлопал себя по карманам и кивнул в сторону дверей:
- Нам нужно торопиться, Аояги-кун, до Горы восемь часов пути. Боже, на выезде опять пробки!
Следуя за доктором, Сэмей незаметно набрал домашний номер, выслушал восторги матери по поводу его «одаренности», о которой она всегда «подозревала», успокоился и мило улыбнулся Ону-сенсею, раздраженно наблюдавшему за ним.
Первое впечатление Сэмея о школе было крайне смутным: в первый визит здание показалось ему бесконечно огромным, слишком индустриальным на фоне зелени лесов, таинственным и отталкивающим. Глядя на маленькую парковку, Сэмей недоумевал, где оставляют машины родители всех тех детей, которые, по словам Ону-сенсея, оставались в школе на лето.
Потом они шли по какому-то слишком длинному коридору, выкрашенному в безликие пастельные тона. В свете галогенных ламп глянцево блестела проплешина на голове Ону-сенсея. Сэмей вздохнул и собрался с мыслями – он чувствовал, что ему предстоит что-то очень важное. Он вспомнил слова из учебника по кюдо о балансе и умиротворенной сосредоточенности. Дедушка говорил, что в таком состоянии все ненужные эмоции человека засыпают, уступая воле чистого разума. Сэмей попробовал представить тишину, нарушаемую лишь перестуком бамбукового перелива. Он подумал, что надо будет сесть так, чтобы спрятать хвост – он мог его выдать.
Ону-сенсей остановился перед обычной дверью с цифрой 4 на ней и постучался, прислушиваясь к звукам изнутри. Приглушенный женский голос ответил «Войдите».
Они вошли и оказались в просторной комнате с ковром и книжными полками, полумрак был разбавлен желтым светом настольной лампы. За столом сидела женщина лет пятидесяти, она сняла очки и улыбнулась:
-Аояги-кун? Очень приятно познакомиться.
Ону-сенсей коротко кивнул и вышел, оставив их наедине. Сэмей оглянулся по сторонам, мысленно приказывая хвосту перестать двигаться. Женщина вышла из-за стола:
- Присядем?
Они присели на маленький диван у противоположной стены, некоторое время молчали. Женщина рассматривала Сэмея – у нее были лучистые глаза, совсем как у Мисаки, когда та наблюдала за маленьким Рицкой, едва заметные ямочки на щеках и тонкая золотая цепочка в строгом вырезе элегантной блузки.
- Я - Киджо.
- Приятно познакомиться, Киджо-сама, - ответил Сэмей, поднимаясь, чтобы поклониться.
- Ну-ну, Аояги-кун, садись, посиди со мной, - Киджо вновь улыбнулась.
Сэмей опустился на диван и постарался не глазеть по сторонам.
- Ах, ты, наверное, голоден? Могу поспорить, Ону-сенсей ни разу не остановился по дороге сюда, да?
Сэмею и правда хотелось и есть, и пить, и в туалет, но он скорее пошел бы домой пешком, чем опозорился просьбой в незнакомом месте.
- Спасибо, все в порядке, Киджо-сама.
- Знаешь, а я вот очень хочу есть. Может, составишь мне компанию? У нас тут есть такое замечательное место в саду, - Киджо достала мобильный. – Сейчас самая пора для светлячков.
Они ужинали в саду, под журчание фонтана и мерцание светлячков. Киджо рассказывала о школе, о том, что она построена на месте древнего храма, которому покровительствовали великие властители прошлого, в котором находили приют и убежище самые сильные воины и знаменитые мыслители. Потом она спрашивала Сэмея о его семье, интересовалась, не тот ли это Седжи Хирота, чей дядя Кейсуке Хирота входил в императорский совет. Сэмей пересказывал ей историю рода так, как слышал ее из уст деда, с каждым эпизодом, с каждым именем чувствуя, как растет его гордость и восхищение предками, их силой и деяниями. Киджо слушала внимательно, поощрительно кивала и уважительно склоняла голову.
- Значит, ты занимаешься кюдо с дедом?
- Ону-сенсей рассказывал о твоих успехах в каллиграфии. Правда, что ты лучший в своей параллели?
- Ты очень талантлив, Аяоги-кун. Твоя семья может тобой гордиться.
Когда на улице похолодало достаточно, чтобы они замерзли, Киджо предложила ему вернуться в ее кабинет и обсудить кое-что очень важное.
- Ты знаешь, что такое энергия, Аояги-кун?
Сэмей ответил то, что они изучали на уроках физики и химии. Киджо улыбнулась:
- Я расскажу тебе о другой энергии, Аояги-кун. О силе, которая является великим даром и дана немногим. Ты носишь эту силу в себе. Ты – особенный.
Она говорила об энергии семи: времени, пространства, четырех земных стихий и воле человеческого разума. О том, что существует место, точка, в которой эти стихии соприкасаются и рождается Сила – великая способность, которую контролирует разум. Эта Сила похожа на магию или молитвы монахов, она - неотъемлемая часть носителя, его природы, она питается его энергией и подвластна только ему.
- Твоя Сила, Аояги-кун, подобна неукротимому потоку, волей твоего разума направленному на созидание.
Сэмей спросил, как неукротимая энергия может быть созидательной, и Киджо рассказала, что как из Хаоса рождается все и ничто, так Сила преобразуется в инструмент, поток или лавину, и так же исчезает по воле ее создателя.
- По твоей воле, Аояги Сэмей, - Киджо внимательно смотрела на него, и Сэмей почувствовал, что от его ответа зависит, возможно, что-то большее, чем его жизнь и будущее. Скорее, его существование. Он понял, что есть способ достижения идеального баланса духа, тела и оружия, когда балансом становишься ты сам. Надо только представить себя не луком, не стрелой и не сильной рукой, отпускающей тетиву, а самим стрелком. И даже мишенью. Чтобы понять до конца.
- Вы научите меня, сенсей? – тихо спросил Сэмей, пребывая в каком-то странном состоянии, будто наблюдая себя со стороны.
- Разумеется, Аояги-кун, - улыбнулась Киджо. – Ты станешь великим воином, величайшим из всех.
Они расстались, когда небо заалело первыми солнечными лучами. Киджо обняла его за плечи и пожелала удачной дороги – от нее пахло жасмином и сладостью свежей выпечки. Ону-сенсей устало тер глаза и вздыхал, наверное, не выспался, а может, вовсе не спал. Сэмей очень скоро забыл о нем, задремав на заднем сидении автомобиля. Он спал глубоким, спокойным сном – все было решено, и летние радости рядом с братишкой и мамой без сожаления оставлены в той, прошлой жизни, которая была у него до Горы.
Каждый Носитель Энергии должен иметь Инструмент – вторую половину самого себя, с помощью которого Дар превращался в нечто большее, чем абстрактная Сила, в средство, в оружие. Сэмей должен был ждать своего Партнера так же, как любой другой на его месте, но сенсей не раз повторяла, что Сэмей был особенным. Она рассказывала ему о Связи внутри Пары: внутренний голос, интуиция, позволяющая понять так глубоко и неосознанно, почти ощутить, что человек стоящий перед тобой – отражение твоей Энергии.
- Некоторые наставники, - Киджо щелкнула спицами, – называют этот процесс «Синхронизацией».
Она чуть наклонила голову и усмехнулась, потянула нитку – красный клубок на столе бесшумно шевельнулся.
- Подойди-ка, Сэмей-кун, я хочу приложить, - Киджо говорила, что вязание, как и любое другое однообразное занятие, помогает ей сосредоточиться и расслабиться одновременно.
- Парадоксально, правда?
Их занятия больше напоминали беседы родственников, когда старшее поколение делится деталями подвигов своей юности, сплетен зрелости и неизбежных страданий старости. Бабушки говорят о болячках и первых кавалерах, чей прах давно уже развеян над водами Токийского залива, дедушки - о смелых деяниях на благо отечества и семьи. О самолетах и летчиках в белых шарфах, отчаянно пикировавших на вражеские миноносцы. Сэмею нравилось слушать деда и Киджо. Он погружался в теплые потоки чужих слов, как в прозрачную реку, в которой можно уловить важное так же, как рассмотреть камешки на дне. Иногда он представлял себя ситом, на донышке которого блестят золотые крупинки.
- Почти закончила, - удовлетворенно вздохнула сенсей и, отложив вязанье, продолжила, - Мне кажется, ты уже готов, Семей-кун.
Сэмей вздрогнул – они говорили о его Партнере не так долго, но соседи по общежитию, такие же «слушатели курсов иностранных языков», как он сам, почти каждый свой день начинали и заканчивали обсуждением своих появившихся или ожидаемых половин. О них сплетничали в столовой, на переменах между занятиями и семинарами, в свободное время за закрытыми дверьми общих комнат. И Мимуро, которого определили Сэмею в напарники на занятиях по французскому, и Рё, в комнате которого устраивались школьные соревнования по квестам. Счастливчики, которым довелось познакомиться со своими Бойцами, радостно делились подробностями первых встреч, некоторые показывали возникшие на теле имена. В такие моменты шерсть на хвосте Рё гневно топорщилась, он вздыхал и в сотый раз повторял, что уже «давно готов к Объединению». Мимуро и Сэмей с ним соглашались – Рё и правда был готов, он был вторым в своей группе после Сэмея. Они частенько сидели втроем на крыше спортивного крыла, наблюдали сквозь стеклянные своды баскетбольные матчи, позади них возвышалась мрачная громадина Горы, покрытая темно-синей порослью сосен, и от запахов в чистом воздухе кружилась голова.
- Пойдем, я покажу тебе кое-что, - позвала Сэмея Киджо, возвращая в реальность душноватого кабинета. Это был предпоследний день каникул, и Сэмей собирался покинуть Школу, чтобы вернуться в свою обычную жизнь к началу триместра. Но ведь не может же Объединение произойти просто так, отрывочным знакомством, коротким представлением друг друга?
Киджо повела его в то крыло, в которое никому из знакомых Сэмея не было доступа. Они давно обнаружили маленькую контрольную панель, скрытую в выступе стены, но речи о взломе и быть не могло – Школа была напичкана охранными устройствами. Да что там говорить, мало кто вообще имел представление о том, как должен выглядеть ключ к этой пещере сокровищ.
Ключ выглядел довольно банально – тонкая карточка с какими-то делениями, вроде шкалы на градуснике или линейки – Сэмей видел такие ключи в отеле, когда они ездили отдыхать в Йокогаму. Полоски, должно быть, отмечали уровень доступа. С некоторым удовлетворением он отметил, что у Киджо, похоже, была максимальная длина «линейки».
За стальной дверью не было каких-то сверхъестественных прозрачных стен или абсолютной невесомости, или тропических джунглей, в которых бы сновали одетые в камуфляж Бойцы. Наверное, никто, кроме него самого, не предполагал, что в крыле Бойцов будет идентичный серо-белый коридор с лампами дневного света, с синими дверьми и лестницами. Впрочем, это было более чем логично: равновесие – как у одних, так и у других. Сенсей провела его в просторную лоджию с диванами и столами – такую же учительскую, и указала в сторону большого окна:
- Смотри.
В огороженном дворе гуляли, играли, сидели и стояли такие же дети, какими были Мимуро, Рё и он сам. Сэмей вздохнул – никакого секрета и никакого волшебства. На минуту он испытал жгучее разочарование, будто сенсей обманула его, будто все с самого начало было просто игрой и эти громкие, красивые слова о «Силе» и «Энергии» служили прикрытием обыденной реальности, в которой одни подростки просто учились отдельно от других. Но Сэмей подавил раздражение и постарался вспомнить все, что говорила ему Киджо до этого. Разве их сила в образах и эффектах? Или за обыденностью происходящего не может скрываться непостижимое непосвященному тайное действо? Его учили смотреть, освободившись от груза эмоций. А Предвкушение было, пожалуй, самым нелепым чувством из всех.
- Видишь? – Киджо внимательно наблюдала за ним.
- Я должен угадать, который из них? – дернул ухом Сэмей.
- Это было бы забавно, - улыбнулась сенсей и покачала головой. – Тот, что с блокнотом, у дерева.
Сэмей поддался вперед и замер, вглядываясь в фигуру мальчика, сидевшего у корней раскидистого дуба. Его светлые волосы падали на лицо, скрывая его от Сэмея, длинные ноги - согнуты в коленях. Он носил спортивные кеды.
Сэмей стукнулся лбом о стекло и смущенно опустил голову, пытаясь не покраснеть.
Сенсей сделала вид, что не заметила, и подвинулась ближе:
- Гляди, а вон и его наставник, – сухо сказала она, указывая на высокого мужчину в очках. Сэмей видел его в их крыле пару раз, но, к сожалению, не очень-то приглядывался.
Учитель подошел к светловолосому мальчику и сел рядом – Сэмей неожиданно для самого себя вскинул бровь.
- Некоторые предпочитают весьма сомнительные методы, - холодно произнесла Киджо.
- Ты еще будешь иметь удовольствие знакомства с этим человеком, Сэмей-кун. Сомнительное, - усмехнулась она, довольная шуткой, и направилась к выходу.
- Сенсей? – Сэмей бросил последний взгляд на площадку. – А как его зовут?
Она помедлила, не сообразив, кого он имеет в виду, потом улыбнулась:
- Агацума Соби. Подходящее имя, не правда ли?
Рукопожатие Соби было был крепким, а ладонь прохладной и мягкой. Сэмей смотрел на него, чуть откинув голову – Соби возвышался над ним почти на дюжину сантиметров– и улыбался, видя ответный интерес. Они казались странно похожими друг на друга, как дети разных отцов, схожие лишь едва уловимы чертами от общей матери. Родные и чужие одновременно. Соби говорил тихо и мало, внимательно следил за каждым движением Сэмея, казалось, вслушивался и отмечал малейшие изменения в тембре его голоса. Внимание это льстило гораздо больше, чем Сэмей мог подумать, и ему было немного не по себе.
Весна в Хаконэ чувствовалась гораздо сильнее, чем в городе, и они проводили дни напролет, гуляя в лесах, окружавших Школу, разговаривая немного смущенно, расспрашивая друг друга. Соби ориентировался в тонкостях школьной политики гораздо лучше Сэмея, но суждения его носили оттенок равнодушного презрения. Особенно когда речь заходила о других парах:
- Stainless отлично владеют техникой, но не слишком полагаются друг на друга. Это вредит их связи.
Stainless были первой парой, с которой им предстояло сразиться. Впереди ожидались недели тренировок – Минами-сенсей хотел лично убедиться, что пара достаточно «синхронизирована».
- Я не очень-то нравлюсь твоему сенсею, правда?
Соби пожал плечами, провожая взглядом вспорхнувшую из кустов птичку. Трава под ногами была такой густой, что Сэмею казалось, будто он движется в глубоком слое снега, – каждый шаг давался с некоторым усилием.
- Какое это имеет значение? – ответил чуть погодя Соби. – На некоторые вещи повлиять невозможно.
Это называлось «энергетическим совпадением», равенством потенциалов – когда интенсивность Силы носителя совпадала с пропускной способностью Инструмента. Загадочное соответствие, существование которого нельзя было объяснить, как и игнорировать. Киджо показала ему диаграммы, на которых две разноцветных волны стремительно пикировали в идеальной синхронности, как тень следует за объектом, не отставая ни на микрон. Он и Соби – синяя и черная стрелы, пущенные чьей-то рукой с идеальным расчетом.
Они остановились на прогалине, огороженной полукругом деревьев, – косой луч солнца подсветил волосы Соби, придав им перламутровый оттенок:
- Я хочу активировать Систему, - пронзительные голубые глаза остановились на лице Сэмея.
Да, пожалуй, им следовало попробовать свою связь в действии. Сэмей чувствовал ее с первой встречи, как легкое покалывание в кончиках пальцев, всякий раз, когда он приближался к Соби. Но говорили, что у некоторых связь становилась ощутимой, как магнитное притяжение, как внутреннее видение, с помощью которого можно было воспринимать все, о чем думает твой партнер. Интимно и пугающе откровенно – разве не замечательно иметь такую степень близости со своим Бойцом? Как, должно быть, сильно и безудержно ощущается Сила, направляясь по такому каналу? Сэмей хотел и не хотел подобного. Киджо предсказывала ему великие победы, Соби был лучшим из Бойцов, которых когда-либо тренировали в этой Школе, их пара обладала уникальным потенциалом… Все так, но связь не могла работать только в одну сторону – пустив Соби внутрь себя, Сэмей приоткрывал дверцу, за которой скрывались его неуверенность и подозрительность, маленькие зеленые самолетики, пушистые ушки Рицки и ноющая обида, причинявшая слишком много боли такому уравновешенному, умному подростку, каким он был.
Сэмей контролировал почти все свои эмоции – это было не так сложно: пусть он никогда не испытает настоящей эйфории, но и запредельное разочарование, о которое разбиваются ипохондрики, горечь обманутых ожиданий, тяжесть которой приносит невыносимую тоску, – эти подводные камни не грозили его существованию. Те, кто сравнивал жизнь с путешествием по бурной горной реке, назвали бы его умелым рафтером. Если бы были достаточно проницательны, чтобы догадаться. Но Сэмей никогда не был открытым человеком. Ни с кем, особенно - не со знакомыми.
Он спокойно выдержал взгляд Соби и коротко кивнул. Совершенство требовало жертв, у кого больших, у кого-то совсем незначительных. Сэмей был готов поступиться безопасностью. До тех пор, пока он не сможет подчинить себе связь и вернуть преимущество.
Каждая Жертва запоминает свой первый вход в систему, как нечто невероятное. Это таинство, подвластное лишь Бойцам, было частью особого мира, в который Жертвы приходили с помощью связи, как пришельцы, чуждые самой природе Системы. Когда Соби произнес заклинание, волна теплого воздуха ударила Сэмея в грудь и прошла сквозь его тело, позволив ощутить себя кончиками нервных окончаний, отозвавшихся невероятными ощущениями. Тем, что невозможно испытать в обычной жизни и даже сравнить было не с чем. Нечто среднее между тем, что имеют в виду, когда говорят «дух захватывает» и «кровь стынет в жилах». Вряд ли возможно почувствовать подобное одновременно, но Сэмей, если бы его попросили описать охватившее его чувство, не смог бы выразиться точнее. Его тело будто онемело, и волоски на руках стали дыбом.
Соби приглядывался к нему:
- Готов?
Сэмей лишь кивнул – в рот будто ваты напихали. Внезапно он разом ощутил мир вокруг – видоизмененную Системой реальность – золото небосвода, смолянистую черноту травы под ногами, причудливую вибрацию звуков.
- Закрой глаза, - сказал Соби и сделал тоже самое. – Ищи свечение.
Свечение, проблеск, звук – что угодно, что будет осязаемо, узнаваемо в кромешной мгле. Сэмей вспомнил слова Киджо так отчетливо, в тот момент она сидела напротив, тихонько позвякивая спицами. Он поднес руку к лицу – под глазом пульсировала жилка, в ушах нарастал медленный гул, похожий на вой ветра. Колени подгибались, он едва держался на ногах, но продолжал напряженно искать, вглядываться, вслушиваться, вдыхать плотный воздух. И, вдруг, невыносимо яркая вспышка промелькнула перед глазами – Сэмей порывисто вздохнул, ослепленный, зажмурился, борясь с резью и выступившими слезами. В ушах отдавалось эхо звонкого бульканья упавшей в воду капли, которое он не услышал. – Нашел, - прошептал он одними губами и улыбнулся. Боль в глазах исчезла так же внезапно, как появилась, на смену ей пришла прохлада, а в ноздри ударил запах соленого воздуха. Сэмею показалось, что еще чуть-чуть, и он услышит прибой, откроет глаза и увидит…
- Море, - произнес рядом Соби. Он тоже улыбался, Сэмей не мог видеть этого, но знал так же точно, как и то, что рядом не было моря, что их окружали деревья, а под ногами шелестела трава, полная…
- Желуди, - шепнул Соби.
Да, коричневые, сухие и гладкие, как поверхность полированной мебели, может, не такие блестящие. Пупырчатые их шапки торчали из травы, как шляпки грибов – они двигались, поднимались над травой все выше и выше. Медленно и уверенно невидимая сила тянула их вверх. Еще - чуть вращаясь вокруг своей оси - еще - над кустами – еще - до веток дуба, с которых они посыпались.
Сэмей открыл глаза - желуди парили в воздухе, будто подвешенные на ниточках – мерцали голубоватым, как звезды. Он посмотрел на Соби, тот улыбнулся, и ближайший желудь подплыл к Сэмею. Тот неуверенно коснулся его, как дотрагиваются до нагревшейся поверхности, боясь обжечься, и сжал в кулаке. В эту же секунду все остальные рухнули в траву – над ними опять сияло голубое небо, и солнечный луч лежал на вытянутой руке Сэмея.
- Эй! – волейбольный мяч приземлился в опасной близости от доски микадо и подпрыгнул. Девчонка с хвостиками широко улыбнулась Рё. – Подай, пожалуйста!
Рё чуть покраснел, но кивнул и, поднявшись, кинул мяч в ее сторону. Мимуро воспользовался моментом и вытянул палочку, попутно задев две других. Он подмигнул Сэмею - тот тихонько засмеялся, покачав головой. Может, руки у Мимуро не были так точны, как ум, но в го ему не было равных. Правда, сам Сэмей в го не играл принципиально.
- Откуда у тебя десятка, а? – Рё бросил на Мимуро убийственный взгляд.
Тот пошевелил ушами и кивнул в сторону волейболистов:
- Ты нравишься той девчонке.
Рё зарделся, Сэмей лишь хмыкнул и аккуратно достал свою трехочковую палочку.
-Ты будешь играть, Рё, или нет?
- Если Муро перестанет мухлевать…
- Эй, кто это тут мухлюет? Если бы ты следил за игрой, а не на девчонок пялился…
Друзья продолжали препираться, слишком уж активно толкаясь локтями. Сэмей подумал, что еще чуть-чуть, и доска перевернется – чемпионат по микадо официально подойдет к концу.
- Она, между прочим, может быть чьей-то парой. – Мимуро сложил руки на груди.
- Да что ты, - ядовито ответил Рё и, откинувшись на покрывале, перевел взгляд на гладкую поверхность озера.
Знойный воздух липким потом стекал по лицам и телам. Учащиеся и учителя школы терпели недолго – в первые же выходные ученикам разрешили выехать на ближайшее озеро. Как и все водоемы Хаконэ, оно было вулканическим: невыносимо холодная прозрачно-бирюзовая вода дарила прохладу, а буйная растительность, окружавшая потухший кратер, служила источником тени.
- Твой Боец без ушей, Сэмей, - тихо сказал Рё и вопросительно глянул на него.
- Ему семнадцать, - пожал плечами Сэмей.
Ушки у Соби пропали поздней весной – за те пару месяцев, что Сэмей провел, сдавая триместровые экзамены. Соби ничего не рассказал ему, да он и не требовал. Каждый из них сам решал, что можно озвучить, а что нет. Он сам, например, не обсуждал семью, хотя мысли о болезни деда и напряжении между родителями часто омрачали его лицо.
- Тебе не обидно? – Рё, похоже, не собирался сворачивать обсуждение личной жизни Соби.
- Его уши – его дело, - лаконично ответил Сэмей и, потянув очередную палочку, разрушил кучку.
- Э, приятель, этот раунд за мной! – радостно посмеялся Мимуро.
- Я бы ни за что не позволил! – Рё почесал за ухом, - вот если мой Боец…
- Ты сначала заимей Бойца, - перебил его Мимуро, видя, что разговор плавно перетекает в до боли знакомое русло под названием: «Рё и его гипотетический партнер».
Рё уже исполнилось шестнадцать – у него в запасе был только год для тренировок, а значит, гораздо меньше времени для подготовки к сражениям, чем у всех остальных. Никто точно не знал, но говорили, что инициированные после двадцати не считались конкурентоспособными Боевыми Парами.
- Да уж, - насмешливо фыркнул Рё, - ты вон заимел, а толку-то? Будешь учиться подгузники менять?
Парой Мимуро оказалась четырехлетняя девочка из Киото, которая, хоть и была протестирована, как замечательный канал Силы, ближайшие шесть, а то и семь лет была бесполезна как Боец.
- Ну, Рё-тян, - покачал головой Сэмей, пряча усмешку, - не надо обижать Муро.
- Угу, - Рё достал из мини-холодильника мороженое, - держи, несчастный.
Приятели еще немного попререкались, поели мороженого и достали доску для го.
- Может, все-таки попробуешь, а, Сэй-тян? – позвал Мимуро, хитро блестя глазами.
Сэмей сказал, что предпочитает прогуляться, и направился в сторону беседки. Там, на лавочке, в тени облепиховых кустов сидел Соби с блокнотом.
- Кто выиграл раунд? – поинтересовался он, не поднимая головы. Сэмей глянул ему через плечо – Соби делал наброски игравших в волейбол ребят. Рядом на скамье лежал карманный компьютер и парочка книг. Соби уже год как получил право жить отдельно – он снимал квартирку на окраине Токио и готовился поступать на факультет живописи. Сам Сэмей сопровождал его при подаче документов.
- Мимуро опять мухлевал, - уклончиво ответил Сэмей. – Как история искусства?
Соби горестно вздохнул и, если бы не озорная улыбка в кончиках его губ, Сэмей бы решил, что тот совсем отчаялся. Обведя карандашом бедро волейболистки, Соби подвинул КПК в сторону Сэмея:
- Французские художники, - загробным голосом сообщил он.
Сэмей усмехнулся и, вооружившись стилусом, принялся листать странички:
- Базиль, Жан Фредерик.
- Родился в тысяча восемьсот сорок первом, умер в тысяча восемьсот семидесятом,- отчеканил Соби.
- Антуан Жан Гро.
Полуденный зной спадал, с озера подул прохладный бриз. Ветерок теребил края зонтиков, под которыми прятались отдыхавшие, трепал флажки на школьных микроавтобусах, тянул Соби за кончики длинных прядок. Легкая дремота навалилась на Сэмея, и он даже не заметил, как приклонился к Соби и расслабленно откинул голову ему на плечо. Тот перестал рисовать, опустил блокнот и робко прижался щекой к его голове, вдыхая запах темных вьющихся волос.
- Бонар…Пьер...
Ответом было невразумительное мычание – губы Соби ласково коснулись его кошачьего ушка. Сэмей вздрогнул, но не отстранился.
- Кто забрал твои ушки? – тихо спросил он, закрывая глаза.
- Ммм…тебе это важно? – пробормотал Соби в ответ, его горячее дыхание коснулось шеи Сэмея.
- Наверное, должно быть, – Сэмею становилось труднее дышать, прикосновения одежды к телу вдруг показались неприятными. Соби поцеловал его в затылок:
- Это было ошибкой, - тихонько сказал он и нежно погладил кончик ушка Сэмея.
Возможно, подумал тогда Сэмей, это и правда было ошибкой. Соби или кого-то, кто стал обладателем его ушей. Но выяснять подробности ему не хотелось. Это было бы еще большей ошибкой.
Петли, петли, оковы, сотканные из заклинаний. Ошейники.
Stainless были младше их, ровесники, мальчик и девочка – оба без ушек, без комплексов, без тормозов. Сэмей глотнул пыльного воздуха – вокруг школьной площадки лежали аккуратные кучки листьев. Пахло сыростью и осенью. Первый поединок в пятнадцать лет - почти пятнадцать, разве это плохо? Он начал, когда ему было двенадцать, в тринадцать было слишком много упражнений с симуляторами – шесть часов в сутки – после них тряслись руки и ноги, а давление в голове, казалось, вот-вот разорвет череп.
Целый год напряженной концентрации: школа, семья, Соби, Система. Сэмей чувствовал себя взведенным курком – еще чуть–чуть, надо только освободиться – и безудержная Энергия внутри сметет все на своем пути. Он сочился Силой, и Соби чувствовал это. На последних тренировках они стояли слишком близко, но не могли отстраниться, дышали часто и темнели глазами.
- На что похожа твоя сила? – Сэмей смотрел на Соби в упор, с вызовом.
Румянец подсвечивал высокие скулы Соби:
- На желание, - тихо говорил он и от этой его внезапной хрипотцы что-то тяжелело, горячело внутри Сэмея, разливалось по венами, неслось вместе с кровью: в мозг, в сердце, в пах.
- Нельзя отвлекаться, - говорил Сэмей, борясь с отчаянными мурашками, от которых бросало в дрожь.- Они будут следить.
Соби соглашался и отводил глаза, смотрел куда угодно, только не на него. Сэмею хотелось крикнуть, чтобы он перестал, чтобы не начинал, чтобы продолжил. Сэмей молчал.
Проницательная Киджо говорила, что он слишком нервничает:
- Поединок состоит из двух частей, Сэмей-кун: определение слабостей и противопоставление силы. Чем очевиднее слабость – тем вероятнее удар, чем сильнее удар, тем больше ущерб.
Сэмей думал о том, как розовеют губы Соби, когда он кусает их, концентрируясь, как прямо держит спину, как прихотливо завивается прядка у него на затылке. Ее видно, когда он собирает волосы в хвост.
У Соби больше не было хвоста, не было ушек. Соби был сильнее и надежнее, чем он. Он был неуязвим.
- Кто их наставник?
- Это имеет значение? – прищурилась Киджо.
- Нет ничего незначительного, - ответил Сэмей совершенно серьезно.
- Пятый.
В ночь перед поединком они сбежали на велосипедах к озеру. Бродили по берегу, Соби курил. Сэмей закатал штанины и вошел в ледяную воду, не чувствуя температуры.
- Они ударят в меня.
Боец слушает Жертву, Боец не пререкается. Даже если Жертве только одиннадцать, двенадцать, пятнадцать, а Боец старше ее на пять, десять лет, сражался в одиночку, живет отдельно и учится в университете. Соби остановился перед Сэмеем – они были почти одного роста – Сэмей вытянулся за последний год.
- Как?
Губы у Сэмея посинели, ноги потеряли чувствительность, но он, будто не замечая этого, не спешил выйти из воды.
- Зеркало.
- Все простое - эффективно?
- Все эффективное – просто, - отозвался Сэмей.
Соби хотел что-то сказать, но только дернул плечом. Будет больно, очень больно. Сначала нужно пропустить удар – усыпить бдительность, потом будет Отражение и чужая петля затянется вокруг чужой Жертвы. Энергия ударит обратно, усилившись в сто крат.
- Не оборачивайся, если что, - Сэмей не узнал собственный голос.
- Не буду, - Соби дернул его за плечи и вытащил из воды, прижал к себе. Сэмей позволил себе расслабиться в его объятьях. Соби – самый лучший Боец в Школе. Соби- Прядильщик. Прозвища дают лишь самым сильным.
По площадке стелился легкий дымок от горящей кучи листьев. Солнце пыталось пробиться сквозь плотные тучи. Они стояли в боевой стойке: Боец чуть впереди Жертвы. Другие приближались нарочито медленно. Парень, Боец, шел вразвалочку. Если бы Рё присутствовал в этот момент, он бы обозвал его пижоном. А Мимуро бы подмигнул девчонке – она была его типа, блондинка с длинными волосами. Миниатюрная, как куколка.
- Beloved, мы Stainless, - у нее был комично высокий голос.
Сэмей молчал – говорить должен Боец. Киджо учила его иначе, но если он не попробует собственную тактику, она никогда у него не появится.
- Мы принимаем вызов, - властно бросил Соби. – Активировать Систему!
Она развернулась, обнимая их подобно огромному кокону, поглощая звуки и запахи, раскрашивая пейзаж в сочные цвета Леже, совсем как на той репродукции, которую копировал Соби на занятиях по европейской живописи. Красные кучи листьев, желтый грунт площадки, фиолетовая разметка, белые деревья с четкими контурами, будто обведенными углем. И черное, черное небо.
- Stainless: Безупречны во всем! – они держались за руки и прижимались плечами, похожие на сросшихся сиамских близнецов. Крайне нелепых, учитывая разницу в росте. Сэмей криво усмехнулся. Никаких демонстраций: его имя - выпуклые буковки ниже ключицы – такие же у Соби, мерцают, когда он колдует – не увидит никто.
- Мы уступаем первый ход слабым, -спокойно произнес Соби.
Девчонка расхохоталась, а парень насмешливо улыбнулся, обнажая крупные зубы:
- Мы еще увидим, кто тут слабый! Сухой огонь стремителен и беспощаден!
Сэмей закрыл глаза – сияние было тут, яркое и четкое, свидетельство силы, гарантия могущества, оно пульсировало в такт их сердцебиению, терпеливо ожидая возможности вырваться наружу.
- Ледяная стена остановит любой огонь! – Острые пики сосулек выросли из-под земли, принимая удар на себя – послышалось шипение, повалил пар.
- Неплохо для новичков! – хмыкнул парень.
- Наша очередь! – Соби поднял руку. – Хлыст-молния! Триста шестьдесят вольт! Выжигающий удар!
Энергия взметнулась, заискрилась темно-синим – петля метнулась в сторону вражеской Жертвы, звонко щелкнула хвостом.
- Защита! – заорал Боец, выставляя поле. Успел.
Сэмей чуть сдвинул брови, концентрируясь на Соби. Только бы не переиграть!
- Детки расшалились, - девица уперла руки в бока, - пора наказать их.
Между ладонями Бойца свернул белый шар:
- Безупречная чистота! Белое сияние очистит своим ледяным жаром!
Соби повернул голову, будто оглядываясь на Сэмея, но тот увидел, что глаза его прикрыты и…Удар пришелся прямо в грудь, он стиснул зубы, чтобы не зашипеть. Попробовал считать секунды до ошейника: три-два – кожа сдавила кадык, и он захлебнулся, пытаясь сделать вдох – оковы на руках тянули вниз. Свечение перед глазами помутнело. Сэмей сумел поднял руки и оттянуть ошейник, сделать меленький вздох:
- D’un seul coup, Соби, - он сам едва слышал себя – D’un seul coup!
- Beloved, мы нанесем вам безупречное поражение! – что-то яркое, похожее на синее пламя метнулось в его сторону. Защиты не было. Соби сделал шаг в сторону, становясь на линию огня – Сэмей хотел что-то сказать, но вместо слов изо рта вырвался хрип.
- Зеркало! Безупречное отражение! – Сетка возникшая перед Сэмеем покрылась гладкими квадратами – огонь с глухим стуком ударился об нее и полетел обратно – Полный Возврат!
Она не успела даже вскрикнуть – поток энергии пронзил ее, вспыхнул, превратив ее в подобие неопалимой купины – повалил навзничь. Оковы на шее и руках Сэмея хрустнули и развалились.
- Чистая победа! - завершил сражение Соби.
Система бесшумно свернулась, отозвавшись легким свистом в ушах. В реальности накрапывал мелкий дождик. Ошеломленный Боец медленно опустился на колени перед своей поверженной Жертвой.
- Stainless, вы признаете поражение? – голос Сэмея был лишен каких-либо эмоций. Парень поднял голову и посмотрел на него в упор, потом опустил голову, как один волк отступает, признавая главенство другого.
- Да.
Сэмей кивнул и направился в сторону школьного здания. Он так и не взглянул на Соби – тот молча последовал за ним. За закрытыми дверьми пустого школьного коридора Сэмей наконец вздохнул и тяжело пошатнулся – напряжение отпускало. Соби поддержал его за локоть и улыбнулся как-то горделиво:
- Мы смогли.
Дождь усилился, барабанил в окна изо всех сил. Сэмей слабо улыбнулся и отстранился:
- Это только начало.
Они выиграли битву, но не войну. Впрочем, у них было преимущество – никто не знал, что они ее объявили.