Булавки
Авторы: Oiche (Соби) / Чеширочка (Рицка)
Пэйринг: Соби/Рицка
Рейтинг: R
Жанр: drama, romance
Предупреждения: смерть второстепенного персонажа.
1
Соби
Проклятье, я опаздываю к окончанию уроков Рицки. Если он увидит, что меня нет у ворот школы, обидится и будет долго недовольно молчать, уворачиваясь от моих рук. И не признается, что скучал, глупый. В моей душе трепыхаются голубые бабочки при каждом воспоминании о моем котенке. А если учесть, что я думаю о Рицке постоянно, то, похоже, я сам стал большой голубой бабочкой. В точку, Соби, - голубой.
Кажется, успел. Перевожу дыхание, занимая привычное положение у ворот. Мимо меня проходят малыши, оживленно болтая и радуясь, что вырвались на свободу. Внимательно вглядываюсь в гомонящую толпу. Знакомой хрупкой фигурки не видно. Рицка, где ты? А если ты не пришел сегодня в школу? Если что-то случилось? В последнее время - сердце болезненно сжимается - у тебя появлялись все новые и новые пластыри, старые синяки и царапины не успевают заживать.
- Привет, Соби!
Друзья моего Рицки. Радостная Юико подпрыгивает от нетерпения.
- Ты к Рицке? Он остался в классе, меня вот этот утащил.
Она тянет за рукав длинноволосого мальчишку.
- Мы идем запускать воздушного змея.
Я дергаюсь в сторону центрального входа. Он же там один.
- Рицка на втором этаже в классе 6-3.
- Спасибо, Юико.
- Догоняйте!
- Да! Догоняйте!
Мальчишка поддакивает, но он явно не хочет, чтобы мы присоединились.
Дверь класса плотно закрыта. Я прислушиваюсь. Тихо. Дверь слабо скрипит, когда я отворяю ее и проскальзываю внутрь. Ты здесь. Теплая волна накатывает на меня при виде темной головы, лежащей на сложенных на парте руках. Ты спишь. Не знаю, что бы я отдал за возможность посмотреть на тебя, спящего в твоей постели. Как ты любишь спать? На спине, раскинув ноги и руки в стремлении забрать как можно больше места? Тогда я мог бы присесть рядом и дразнить почти поцелуями. Или ты любишь спать на животе, уткнувшись лицом в подушку, сжав ее руками? Тогда я мог бы лизнуть чувствительную полоску кожи под волосами. Я неслышно пересекаю пространство между нами и останавливаюсь. Мой малыш сладко сопит, я не выдерживаю и осторожно провожу пальцами по шее над воротником. Ты беспокойно бормочешь что-то.
Рицка
Мои ресницы вздрагивают, прикосновение к шее, как когда падаешь в охапку осенней листвы, возле школы их сгребают, чтобы сжечь, а они появляются снова и снова настырно, и пахнут дымом. Я поднимаю голову с парты, я так и не смог уснуть сегодня, клевал носом все уроки и, кажется, в итоге совсем заснул. В классе никого, только формулы мелом на доске, прикосновение снова, я поворачиваюсь, тру сонные глаза кулаком и чуть не падаю со стула.
- Соби? Как ты здесь оказался?
Только не говори, что ты и сюда влез через окно.
- Что? Что с твоей рукой?
Твоя рука перебинтована, темное пятно. Кровь?
- Соби, ты опять?! Снова дрался без меня?! Бо... ль...но?
Мой голос ломается от тревоги и гнева и... Я понимаю, что держу твою руку и отдаю ее, почти откидываю, назад тебе, уворачиваюсь. Получается так, что я сажусь на парту, потому что отступать мне некуда.
- Нет, Рицка. На этот раз я не дрался. Просто нож соскользнул, когда затачивал карандаш. Ничего страшного.
- Глупее не придумаешь! А нельзя...
Я спускаю ноги с бокового края и спрыгиваю на пол, учебник падает на пол, и я нагибаюсь поднять его.
- ...быть поосторожнее? Кому из нас 12?!
Черт, Соби, неужели так трудно хотя бы ради меня постараться. Тут и так на каждом углу непонятно что творится. В парке, на улице, в школе, хорошо еще, в мою комнату, кроме тебя, никто не суется. Ты знаешь, что происходит, вернее, догадываешься, лучше бы не знал, а то это выглядит как издевательство. От меня всегда все скрывают, и даже брат, мне становится горько, слезы наворачиваются на глаза, я весь издергался. Если с тобой что-то случится так же, как с Семеем, что мне тогда делать? И с каких пор ты мне так же нужен, как он? Раньше мне же никто не был нужен, кроме брата. Я мучился, потеряв его, но больше мне нечего было терять. А теперь как будто... снова есть. Я опускаю голову, чтобы ты ничего не увидел. Ты приседаешь рядом со мной, больше не прикасаясь.
- Ты прав. Накажи меня, Рицка.
Я хватаю учебник и резко поднимаюсь, отворачиваясь, исподтишка вытирая глаза.
- Мазохист дурацкий! Балбес! Прекрати уже это! Говоришь, послушаешься чего угодно, что я скажу, а сам элементарного не можешь!
Ты говоришь так привычно, можно подумать, Семей наказывал тебя, какая чушь. Я злюсь так, что пнул бы тебя. Точно, если бы не твоя идиотская фраза.
- Ты доведешь меня, Соби, не знаю еще, что я сделаю... Вот же привязался!
Я подхожу к доске, зачем-то хватаю в руки тряпку. Не могу понять, чем ты для меня стал, лучше бы ты не приходил. Даже брата я не чувствовал так...
- Я не хотел пугать тебя, Рицка.
Ты подходишь и берешь мою руку, я вырываюсь, и на твоем пиджаке остаются белые отпечатки моих пальцев, я пытаюсь их стереть, становится еще хуже. Да почему я такой неловкий с тобой. Твоя ладонь ложится между моих ушек и гладит волосы. Я почти закрываю глаза, прижав ушки к голове, делая вид, что щурюсь. Немножко разрешу. Ты же все равно не слушаешься.
- Что у тебя за папка?
Что-то пестрое. Я вспоминаю, что мы в классе, и все-таки выскальзываю из-под твоей приятно поглаживающей руки, вдруг кто увидит. Развел тут телячьи нежности. Вот еще. Мое лицо заливается краской.
Соби
- Соби? Как ты здесь оказался?
Дернувшись, ты скидываешь мою руку. Острые ушки прижимаются к волосам, сейчас зашипишь. Я смеюсь и забываю спрятать свежую рану. А ты... знаешь, куда смотреть.
- Что? Что с твоей рукой? Соби!
Краснеешь, глядя на кровь, проступившую сквозь бинт. Кричишь. Звонко, зло.
- Соби, ты опять?! Снова дрался без меня?! Бо... ль...но?
Ты берешь мою руку и рассматриваешь. Я не успеваю среагировать и отшатнуться. Сжимаю зубы, борясь с собой, своим телом, мгновенно напрягшимся от твоей близости. Отвечаю вполголоса.
- Нет, Рицка. На этот раз я не дрался. Просто нож соскользнул, когда затачивал карандаш. Ничего страшного.
Когда утром рисовал тебя, замечтался больше положенного. Я беру тебя за подбородок.
- Я соскучился.
Твои губы, поцелуй умирает, так и не родившись, когда ты нервно отстраняешь мою руку и забираешься на парту, пряча глаза. Во мне что-то рвется, туго натянутое, давшее длинные корни.
- Глупее не придумаешь! А нельзя быть поосторожнее? Кому из нас 12?
Видимо, это моя судьба - любить тех, кто никогда не ответит мне взаимностью. Что ж, я умею отдавать себя целиком, не получая ничего. Я сжимаю ладонь, режущая боль помогает глухо сказать.
- Ты прав. Накажи меня, Рицка.
Это говорю уже не я - моя память. Твой испуганный взгляд словно проникает сквозь одежду, видя следы, оставленные на мне твоим братом, шрамы, подаренные учителем. Обозвав меня мазохистом, ты не открыл Америку. Убегаешь к доске. А я все равно не в силах вынести расстояния между нами и иду за тобой, как на цепи. Как пес. Когда умирает часть тебя, терпеть боль становится легче. Я снова беру детские пальчики, извиняясь за то, что напугал, и мне уже не так больно, когда ты позволяешь погладить себя по ушкам, смешно морщишься. Твои ушки мягче самой мягкой кисточки. Спасибо, Рицка.
- Что у тебя за папка?
Мой рисунок.
- Там ты, Рицка.
Я кладу папку на стол и поворачиваюсь, чтобы... уйти. Надо уйти. Я чувствую, что сегодня мой уровень самоконтроля по какой-то причине понижен, как бы мне самому не стать опасностью для тебя.
Рицка
Поворачиваешься спиной.
- Ну и иди! Иди!
Что, правда уйдешь? Мне совсем не хочется домой. А все остальные уже разбежались. И... не только из-за этого я хочу, чтобы ты побыл со мной. Я привык быть с тобой каждый день. В растерянности - я же не могу сказать, чтобы ты остался, не могу и все, - я открываю большую плоскую папку.
- И... а-а-а...
Я сглатываю и закрываю рисунок обеими руками. Я сам-то себя таким никогда не видел, а нарисовано так похоже, словно я тебе позировал. Я без ушей и хвостика... Мне кажется, от стыда мои уши становятся красного цвета. Псих, ты все время меня шокируешь. Сразу, как появился, начал втирать мне про любовь и тискать, как будто у тебя есть право на это: щекотать мне уши, тянуть за руки.
- Рицка? Ты все еще в классе?
С ошалевшими глазами я поворачиваюсь в сторону скрипнувшей двери. Учительница входит в класс, мои руки сами собой сминают рисунок.
- О, господин Агацума...
Увидев тебя, она тут же забывает обо мне, бестолково улыбается. Я захлопываю папку и, схватив ее, прошмыгиваю между вами, несусь, чуть не падая, - подошвы кед скрипят - по коридорам и останавливаюсь, тяжело дыша, недалеко от ворот школы. Сажусь на деревянную скамейку и жду, когда ты выйдешь, в этот раз мы поменялись местами. Я прижимаю руки к пылающему лицу, но они тоже горячие. Подавляю огромное желание снова раскрыть брошенную рядом папку, разгладить рисунок, рассмотреть его. Странно думать, что когда-нибудь я не смогу шевелить ушками и хвостом. Мои уши стоят торчком, и я прижимаю их к голове, чтобы не показывать свои спутавшиеся в клубок чувства.
- Ой, кто у нас тут? Новенький.
Я и не заметил, как ко мне подошла троица старшеклассников. Что им от меня надо?
- А у новенького есть новенькие йены? Мамочка дает тебе на конфетки?
Один из них протягивает руку к папке, я успеваю вцепиться в нее, и мы тянем папку друг у друга. Сердце, как испуганный кролик, скачет в груди. Второй из группы берет мой рюкзак, у меня не хватает сил отнять папку, я проигрываю...
Соби
Нет, я не уйду. Я обернусь и обниму тебя. И никогда не отпущу. Ты смотришь на меня обиженно и растерянно. Словно не знаешь, чего же ты хочешь на самом деле. Выгнать или позволить обнять себя. Ты встряхиваешь головой, забавно топорща ушки, будто надеясь прикрыться ими от моего взгляда.
- Рицка, ты еще здесь?
В класс входит глупышка-учительница. Проклятье, испортила такой момент. Она замечает меня и смотрит, хлопая ресницами. Как ее там, Шиноме Хитоми? Пока бедняжка пытается справиться с шоком от встречи, ты выбегаешь из класса, прижав папку к груди. Улыбаюсь. Ты взял рисунок с собой. Дам тебе пару минут и пойду следом. Вдруг, ты будешь стоять у ворот школы и ждать меня. Хотелось бы. Потому что тогда я смогу прикоснуться к твоей щеке совсем скоро, а не поздним вечером.
- Как вы прошли в школу, Агацума-сан?
- Через дверь, госпожа Шиноме. Я умею быть незаметным.
- Неужели вы влезли сюда через окно, Агацума-сан?
Пытается шутить. Явный прогресс. Раньше она просто молча раскрывала рот, как рыба.
- Вы так проницательны, учительница. Едва не рухнул вниз, так спешил к Рицке.
Она покраснела. О чем она, интересно, подумала, дамочка с целым сердцем.
- Извините меня, госпожа Шиноме, я должен идти за ним. Давайте как-нибудь выпьем кофе в перерыве между занятиями.
И, видя, как учительница снова лишилась дара речи, усмехаюсь.
- Прощайте.
Я встаю на подоконник и спрыгиваю вниз, игнорируя женский вскрик. В школе мы еще и не так акробатили... Тебя нет у ворот. Бегу за угол и проклинаю себя за то, что отпустил тебя. Ты стоишь между тремя старшеклассниками и тянешь к себе папку, из нее почти вывалился рисунок. Мне видно, как слабеют твои пальцы, но ты не даешь крашеному в рыжий цвет парню отнять мой подарок. Почти плача, но сопротивляясь. Моя жертва. Мой Рицка. Ты не должен плакать. Холодная ярость охватывает меня при виде наглых рож, рук, тянущихся к тебе. Не использовать магию. Сам, своими руками сотру их в порошок.
- Оставьте. Его. В покое.
Мой кулак врезается в плечо крашеного. Я ударил его очень слабо, но и от такого толчка он отлетает к ограде, сшибив по пути своих дружков. Их для меня больше нет, есть лишь твои полные слез глаза.
Рицка
Я кусаю губы, лицо старшеклассника спокойно, ему, кажется, совсем легко меня побороть, он просто не торопится. Играет со мной в перетягивание. Почему я такой слабый, слезы обиды на свою слабость наполняют глаза. Обиды на то, что кто-то пользуется ею. Если они увидят то, что там, растрепят по всей школе. Отксерят и пришпилят на каждой двери класса. Но все совсем не так! И это мой рисунок! Я, нарисованный Соби! Никто не будет трогать его! Пальцы ломит от усилия, они предательски соскальзывают с тисненой коричневой кожи, миллиметр за миллиметром.
- Оставьте. Его. В покое.
Старшеклассник вдруг отлетает, взбрыкивая ногами, я сам чуть не падаю назад из-за отдачи. Папка падает на землю, раскрывшись, но так, что рисунок оказывается накрыт ею. Никогда не видел, как ты применяешь физическую силу, в голове мутно, как будто мне дурно, словно я съел что-то испорченное. Ты сильный, но мне от этого нехорошо. Что ты применил силу. Они бы и так отступили. Испуганные, старшеклассники бросаются бежать. Тот, который упал, тоже. Твой быстрый взгляд на них страшный. Синий, холодный и резкий, как вспышка молнии. Хуже, чем во время дуэлей. Тогда ты спокоен, сосредоточен.
- Пусть идут... Ладно. Соби. Соби. Я в порядке.
Я прошу, забыв, что могу приказывать. Зачем люди делаю такие вещи, откуда это берется? Вряд ли в их жизни произошло что-то такое, что заставляет их кидаться на окружающих. Просто они еще не могут чувствовать чужую боль... Кажется, я завидую им.
- Прости меня, Рицка.
Ты прижимаешь подушечки пальцев к моим глазах. Я отдергиваюсь. Ты поднимаешь, отряхиваешь и одеваешь на меня мой рюкзак. Я стою, все еще в ступоре, не мешая тебе. Я не беру у тебя перепачканную в пыли папку, просто не могу поднять руку. Проваливаюсь в себя, как со мной случается после гибели брата, - то, от чего меня не могут избавить сеансы у психолога, - и прихожу в себя за столиком открытого кафе. Огромный стакан взбитого с мороженым вишневого сока передо мной, мое любимое, я машинально беру губами зеленую трубочку и отпиваю немного.
- Хочешь чего-нибудь еще, Рицка? Ответь же что-нибудь.
Я рассматриваю молочные пузырьки. Сейчас я их выпью, они такие же беспомощные. Я не хочу, чтобы меня кто-то пил. Кто? Я ничего не знаю.
- Я хочу вырасти, Соби.
Юико хочет затащить меня в театральный кружок, говорит, им нужен Питер Пэн. Ненавижу Питера Пэна, он идиот. Я хочу обогнать время, пролистнуть его на много месяцев вперед, быть как ты. Ненавижу, что вечно кто-то другой контролирует ситуацию. Не хочу никаких больше драк никогда ни по какой причине. У нас и нет ни одной причины участвовать во всем этом. У меня нет и у тебя. Наши колени под столом соприкасаются, ткань брюк тонкая. Я задеваю ножку легкого пластикового стола, и рукав моей куртки оказывается в розовой пене.
Соби
Широко распахнутые глаза заслоняют от меня весь мир, я не вижу, как убегают недоумки, расходится небольшая толпа, собравшаяся поглазеть на драку, как начинает накрапывать мелкий дождик. Его капли похожи на крошечные слезинки, дрожащие на кончиках ресниц. Я снова тебя напугал? Моя ярость мгновенно улетучивается, стоит мне услышать твой голос и ласково провести пальцами по мокрым щекам. Ты выглядишь таким потерянным, грудь разрывает желание крепко обнять, спрятать от всех. От себя в том числе. Перевожу дыхание. Прячу папку в свою сумку и, взяв тебя за безвольную ладошку, веду за собой. Ты не сопротивляешься, покорно мелкими шажками идешь рядом. Не смотришь на меня. Ты где-то в другом месте, не со мной. Открываю зонтик с покемонами, который ты дал мне. Ты сказал, он дурацкий. Забавно, но он мне нравится, потому что он был твоим. Ты прижимаешься к моему боку и молчишь. Мне страшно, когда ты такой. Замечаю симпатичное кафе. Над ним растянут лиловый тент, мы сможем посидеть на улице и помолчать. Покупаю тебе мороженое с вишневым соком. Я помню, какими глазищами ты смотришь на эти ягоды. Мне кажется, я уже знаю твои вкусы лучше, чем свои собственные. На нас косятся немногочисленные посетители. Еще бы - высокий блондинистый парень и темный ушастый мальчик, словно засыпающий на ходу. Я хлопочу над тобой, как наседка, усаживаю за самый дальний столик и тихо опускаюсь на стул напротив. Глажу тебя взглядом. Румянец на щеках, закушенные губы, шерстка на ушках мокрая. Ты такой милый, Рицка. Автоматически ты начинаешь пить. Сделав небольшой глоток, отставляешь холодный стакан и вновь замираешь. Проклятье.
- Хочешь чего-нибудь еще, Рицка? Ответь же что-нибудь.
Я чувствую себя абсолютно беспомощным, все мои навыки бесполезны, не могу поцеловать тебя, ты боишься моих поцелуев...
- Я хочу вырасти, Соби.
Неожиданно ты поднимаешь глаза на меня. Ребенок, вынужденный быть взрослым, котенок, боящийся довериться чужой заботе. Случайно я задеваю под столом твою ногу, ты дергаешься и нечаянно роняешь стакан. Пенистая розовая лужица пачкает куртку. Ты сжимаешься, как будто ожидая удара. На это тоже смотреть страшно.
- Растяпа, котенок.
Беру салфетку, аккуратно оттираю пятно. Мне хочется тебя как-то утешить.
- Я постараюсь больше не драться один. Но если у меня будет выбор позволить тебе получить рану или пострадать самому, я сделаю это. Ты мне дороже...
Бросаю взгляд на голубое небо, виднеющееся между серых облаков.
- Пойдем в парк, Рицка. Я куплю нам по гамбургеру. Погуляем вместе.
Рицка
Пролив коктейль, я инстинктивно дергаюсь, чуть не закрывшись руками. На полдвижении я понимаю, что меня никто не накажет. Я бессознательно трогаю пластырь на подбородке. Ночью я не выдержал жажды, забыл взять воду с собой, я все забываю в последнее время, и спустился вниз. Звон разбивающегося над моей головой стекла, укус отлетевшего осколка, темные, кажущиеся совсем неродными глаза.
- Растяпа, котенок.
Моя мать называет меня только отродьем. Однажды я соглашусь с этим. И случится что-то ужасное. Я боюсь. Если я не могу быть взрослым прямо сейчас, я хотел бы быть обыкновенным ребенком. Наверно. Я не совсем уверен, что знаю, что это такое. Или я не помню. Я бы хотел ходить всей семьей в парк аттракционов по выходным. Собаку, не игрушечную, лающую на батарейках, как у меня, а живую, настоящую собаку. Ездить на пикники и кормить толстых голубей крошками. И не иметь представления, что такое - терять. И страх потерять.
- Я постараюсь больше не драться один. Но если у меня будет выбор позволить тебе получить рану или пострадать самому, я сделаю это. Ты мне дороже.
Дождь все еще моросит, и во мне под кожей дождь тоже не прекращается. Он начался давно, а с твоим появлением в моей жизни он все усиливается. Я вспоминаю цыпленка, которого ты готовил, с лопухами. Твои руки так ловко управлялись со сковородкой, приправами, ложками. Смотреть на это было вкуснее, чем есть. Я любил смотреть, как готовит мне брат. Теперь без него завтраки и ужины превратились в пережевывание пищи. Сейчас мне даже моих любимых гамбургеров не хочется, со мной точно что-то не то.
- Терпеть не могу гамбургеры! И я тебе не котенок! Сколько говорить!
Ты ведь даже не скрываешь, что будешь врать мне снова. И при этом говоришь, что я тебе дорог. Не хочу больше находить тебя полуживого на пустыре в красной траве. Все мои слова пролетают мимо твоих ушей. Я вижу, как ты выбираешь, что мне можно сказать, а что нет, что можно сделать и что... Я не ребенок. Ты меня целуешь не как ребенка. Я в кино видел, ты целуешь, как там. Я устал бороться с тобой, результатов ноль. Снимаю запачканную куртку, официантка, заметив беспорядок, убирает лужу и предлагает пересесть за другой столик.
- Благодарю вас. Мы останемся здесь.
Мне пока не хочется никуда идти, со своим дождем - под другой.
- Ты точно не голодный? Рицка?
Вот в кафе у меня полная власть, что захочу, то мне и купят. Обыкновенного ребенка это же должно радовать. Я беру меню, нахожу карту алкогольных напитков.
- Пунш. Я хочу пунш.
Взрослые пьют его. Ты смотришь на меню как будто удивленно.
- Тебе рано. Детям не продают.
Я закрываю меню и перевожу взгляд на тебя. Не мигая.
- Купи как будто себе. Никому здесь нет дела до того, кто его будет пить.
В этом мире вообще никому ни до кого нет дела. Может, так и легче. Быть одному. Тогда боль, по крайней мере, не такая... разная. Просто тупая одна боль.
- Приказываю тебе.
Ты уходишь к бару, я машинально поглаживаю крышечку подаренного тобой мобильника, как привык, хотя тебя не будет пару всего минут. И оставляю его в покое, только когда ты совсем рядом. Когда ты возвращаешься.
Соби
Ты не слушаешь возражений и с вызовом смотришь на меня. Зачем, Рицка? Проверяешь свою власть? Я и не скрываю, что ты можешь приказать мне сделать все что угодно. Вот и сейчас. Я послушно встаю, хотя и не хочу, чтобы ты пил. Мне не нравятся твои слова, они прозвучали, словно и мне нет до тебя дела. Ты не знаешь, по какому тонкому лезвию я хожу. Балансирую между риском сжечь свои мозги и желанием выполнить все твои просьбы. Но я не имею права, во мне слишком много запретов, несколько раз своими вопросами ты приводил в силу самые слабые блоки. Даже от них я потом сутки приходил в себя. Твоему брату доставляло удовольствие видеть, как меня ломает от боли, вызванной его специально заданными вопросами, ты не такой. Шерстка на прижатых к голове ушках высохла и взъерошена, они кажутся в два раза больше. Только если я их поглажу, меня ударит током - такое напряжение ощущается в тебе, твоих глазах, вокруг нас. Я чувствую.
- Держи, пей осторожней. Если начнет подташнивать, вот минералка.
Ставлю перед тобой два бокала, невзначай приласкав тонкие пальчики, вцепившиеся в пунш. Ты едва не шипишь. Милый, какой же ты милый. Подпираю щеку ладонью и смотрю, как ты делаешь первый глоток. Морщишься, но храбришься и отпиваешь второй, уже побольше.
- Не торопись.
Советую я без тени улыбки.
- Хочешь быть взрослым?
Ты пепелишь меня взглядом.
- Я тоже этого хочу, Рицка. Но вовсе не обязательно для этого делать то, что делают взрослые. Пить, курить...
Ты внезапно смеешься.
- Сначала сам курить брось.
Твой хвостик, покачиваясь под столом, задевает мои ноги и тут же отдергивается.
- Еще скажи, с девчонками встречаться.
- Не дождешься, чтобы я такое сказал.
Подмигиваю.
- Ты же встречаешься со мной, зачем тебе девчонки?
В обычном состоянии ты бы фыркнул и убежал. Сейчас ты закусываешь губу и говоришь совсем тихо.
- Встречаемся, как взрослые?
- Конечно.
С тревогой наблюдаю за твоим сонным личиком. Спиртное подействовало очень быстро. Ты с трудом держишь глаза открытыми, ресницы то и дело опускаются. На нас уже начинают поглядывать. Что делать? Проклятие, я не хочу стать причиной твоих царапин и синяков...
- Рицка.
Я зову тебя вполголоса. Ты не отвечаешь.
Рицка
Коричневатая жидкость в прозрачном округлом стакане. Я обхватываю его руками, он горячий, по виду похоже на чай. Я отпиваю немного, мне не нравится вкус, совсем несладко. Не понимаю, почему эта гадость стоит так дорого, и зачем ее вообще пьют. Под твоим с укором взглядом я отпиваю еще и закашливаюсь. Краснею и спешу отхлебнуть еще, чтобы ты не подумал, что мне не нравится.
- Не торопись... Хочешь быть взрослым?
Я же уже сказал. Я бросаю на тебя недоуменный взгляд.
- Я тоже этого хочу, Рицка. Но вовсе не обязательно для этого делать то, что делают взрослые. Пить, курить...
Вздумал мне нотации читать. Да ты сам хуже меня. Руку раскровил.
- Сначала сам курить брось.
Мне рядом с тобой самому сигарет не надо. И... мне нравится этот твой запах табака. Нравится. Твои поцелуи тоже должны быть... несладкими... Почему-то это не так... Я опускаю глаза в свой стакан, отодрав взгляд от твоего лица... от... Я сержусь и одновременно меня разбирает веселье. Кто-то нажал на неизвестную мне кнопку, заставляющую смеяться. Пить, курить...
- Ты еще скажи, с девчонками встречаться.
- Не дождешься, чтобы я такое сказал. Ты же встречаешься со мной, зачем тебе девчонки?
Встречаюсь с тобой? Ты никогда не называл это так. Встречаюсь... Внутри становится ужасно жарко. Не смотря на прохладу, и куртку я снял, сижу в одной водолазке. Мы встречаемся. Я уточняю.
- Встречаемся, как взрослые?
- Конечно.
Стакан пуст только наполовину. Как же я весь его выпью, противно же. Я вдруг становлюсь каким-то усталым. Наверно, от того, что не спал ночь, я кладу подбородок на локоть, не в состоянии сидеть прямо. Как после дня с кучей уроков, хуже, как после сильной боли. Только мне не больно, мне как-то... хорошо.
- Рицка...
Утром, когда еще не проснулся до конца, и все тело расслаблено, бывает так. И мысли такие же обрывочные без начала и конца и сразу забываются. Надо подняться. Я представляю, как я это делаю, поднимаюсь со стула, беру свою куртку, и мы идем в парк. И остаюсь на месте.
- Рицка...
Ты тормошишь меня. Да, я сейчас встану... Со.. Соби... Ты подхватываешь меня на руки... У тебя же кровь... Поставь меня...
На твоем плече я почти проваливаюсь в настоящий сон. Теку в плавном движении машины. Из нее ты тоже выносишь меня на руках... Я чувствую, что это не мой дом... Здесь уютно... не страшно...
- Соби?! Что... Что с ним? О господи! Куда ты снова...
- Все нормально, Ке. Малыш просто...
Я пьян? Соби, я тебя сейчас... Значит, я пьян? Все такое размытое... Колышется... Мы словно идем в воде... по дну... Куда-то вверх... и опускаемся...
- А ты... Зачем ты хочешь, чтобы я был взрослым... Соби...
Я ищу твою руку, накрывающую меня пледом. Ты приподнимаешь меня и стягиваешь с меня водолазку, опускаешь обратно на подушки.
- Моего брата ты тоже...
Целовал?
- Он никому не позволял к себе подходить. Кроме... меня. Он... красивый... Семей...
Вода становится густой, совсем тяжелой.
- Соби...
Я еще борюсь с ней. Ты теплый... Если однажды я забуду, ты же напомнишь мне, что я Рицка... Не сражайся больше. Ты можешь умереть. Только мертвые не могут умереть...
Соби
Такси везет нас ко мне. Малыш устало посапывает на моем плече, зарывшись лицом в мои волосы, губы иногда касаются шеи, и я чувствую, как ты шепчешь в неспокойном сне.
- Со.. Со...би...
Ты думаешь обо мне? Я прячу сияющие глаза, иначе водитель непременно загребет меня в полицейский участок. Он и так с подозрением смотрит в зеркало на то, как крепко я тебя прижимаю к себе, закутанного в курточку маленького котенка. Наверно, его останавливает твое стремление зарыться в мои объятия. Может, посчитал, что мы родственники. Когда мы только сели в машину, я хотел положить тебя на сиденье рядом, но ты вцепился в мои плечи, не позволил, да я готов на колени встать перед человеком, придумавшим пунш.
- Мы приехали.
Мужчина кивает, беря чаевые.
- А с ним все в порядке?
- Просто заболел. Простыл.
Поднимаюсь по лестнице с тобой на руках. Ты такой легкий. Представляю, как положу тебя на свою постель и едва не спотыкаюсь. Остынь, Соби.
- Соби?! Что... Что с ним? О господи! Куда ты снова тащишь ребенка? Тебе тех двоих мало? Тебе мало меня???
Ке стоит внизу. Твою мать, совсем забыл, что мы договорились на сегодня.
- Все нормально, Ке. Малыш просто впервые попробовал спиртное. Немного пьян. С кем не бывает.
Пожимаю плечами. Ке идет следом.
- Со!!! Как ты мог!!! Ты специально напоил его!
- Ну зачем же орать?
Понимаю, что в чем-то Ке прав. Ты, встревоженный его громким голосом, открываешь глаза, смотришь сквозь меня, как будто не узнаешь, не видишь. Я подхожу к кровати и скидываю с нее рисунки. На них ты. Настоящий творческий беспорядок. Ке выражается более прямолинейно - логово педофила. Ты совсем обмяк, на скулах горят два алых пятна, губы обветрились. Малыш, сейчас. Опускаю тебя на покрывало.
- Ке, оставь меня. Отложим до вечера, ладно? Девять часов. Сейчас не до тебя, ты же видишь. Извини.
Мои извинения не звучат как извинения. Я загоняю глубже уколы совести при виде обиженных глаз друга. Ни слова. Хлопнула дверь, быстрые шаги по лестнице. Одни. Сажусь рядом и просто смотрю на тебя. Свернувшийся клубочком мой любимый.
- Почему ты маленький, Рицка?
Накрываю тебя пледом, и вдруг твои пальцы сильно сжимают мою руку. Вздрагиваю.
- А ты... зачем ты хочешь, чтобы я был взрослым... Соби...
Как тебе ответить? Поступаю, как обычно. Молчу. Руки сами помогают тебе снять кофту. Ты остаешься в брюках. Мне так лучше.
- Моего брата ты тоже...
Ты заставляешь меня вспоминать то, что я хочу забыть.
- Нет, Рицка. Твой брат никогда не спал здесь. Он любил другого.
Вырывается у меня полупризнание.
- Соби...
Мне показалось, или в твоем голосе мелькнули нотки ревности? Наклоняюсь над тобой, ероша темные волосы.
- Спи, Рицка. Через пару часов я отвезу тебя домой. А пока пусть тебе приснятся бабочки.
Целую в лоб. Твоя сонная улыбка. Ты не выпускаешь мою руку. Что делать, ложусь рядом и притягиваю тебя к себе. Ты довольно вздыхаешь, ворочаешься в моих руках, задевая мои бедра хвостиком и... телом. Пальчики зарываются в мои еще влажные волосы, цепляются за проколотое тобой ухо, посылая заряды удовольствия взрываться от головы до пяток. Рицка, что ты творишь. Я же не железный. Воздух накаляется так, что в легких начинает болеть, ты мурлычешь, устраиваясь поудобней. Я простанываю сквозь зубы.
- Рицка, если ты не угомонишься, я тебя поцелую.
Рицка
Семей кого-то любил? Я бы хотел познакомиться. Он должен быть... необычным... Если Семей любил его... особенным... Почему все, кого я вижу рядом с тобой, говорят мне, что Семей плохой... А ты молчишь, не рассказываешь мне, что это не так... Что там у тебя в голове, за твоими светлыми волосами, синими глазами, за стеклами очков. Когда ты смотришь, мне кажется, моя голова прозрачная, и видно все, что я думаю, но с тобой не так. Мне хочется положить руки на твой лоб и прочесть то, что ты от меня прячешь, как фокусники. Если бы у меня было это умение, я бы приказал тебе не двигаться и просто прочел. Такое навязчивое желание... ладони на твой лоб... как будто на пальцах магнитики...
- Спи, Рицка. Через пару часов я отвезу тебя домой. А пока пусть тебе приснятся бабочки.
Из последних сил я раскрываю глаза и пытаюсь нащупать твою руку. Мои собственные руки тоже уже стали водой, как и все вокруг, плохо слушаются. Это твоя постель, я помню тебя в ней. Всего в крови, страшно бледного.
- Не надо умирать за меня... Соби... Ты ведь не умрешь?
У меня высший балл по истории, никто не выигрывает все время. Твой пиджак пахнет табаком и дождем. Когда ты меня нес, наверно, не мог раскрыть зонт. Я слышу монотонный стук капель и твое громкое дыхание. Не хочется двигаться. Я бормочу.
- Нельзя. В постели. В уличной одежде. Отругают.
Я улыбаюсь. В твоем доме меня ведь ругать некому. Ты шевелишься, отстраняешься, чтобы сбросить пиджак и рубашку. Мои пальцы путаются в шелковой ткани, потому что я продолжаю цепляться за тебя. Моя голова снова ложится на твое плечо, я складываю руки вместе ладонями и забрасываю одну ногу на тебя, как привык с братом. Я когда-то боялся темноты, думал, в ней кто-то прячется, лучше бы так и оставалось... Всего лишь темнота. Твои пальцы по коже... Зеро говорили, мы не единое целое, и должен появиться мой страж с моим именем. Нелюбимый. Нет, пусть он никогда не появится. Я не буду любить его... с ним. Нелюбимый... Меня не оторвать от тебя...
- Меня зовут Рицка. Со.............би
Мои мысли падают на дно, и твои слова уже не могут добраться до меня. Я вижу большую наколотую на булавку бабочку с синими крыльями, мне ужасно ее жалко, что больше она не взмахнет своими блестящими крылышками. Тонкие прожилки...
Соби
Падает на пол пиджак, пуговицы рубашки разлетаются по всей комнате, щелкая о мебель. Я тороплюсь, мне невыносимо выпустить тебя из своих рук даже на секунду. Прижимаюсь к тебе голой грудью, это сладко и больно. Ты весь горишь, шепчешь что-то. Мое имя. Скажи еще раз. Звучит как заклинание. Не могу ему противиться, не хочу. Что же в тебе такого, Рицка, что делает меня беспомощным, словно бабочка, которую вот-вот проткнут иглой, ее крылышки трепещут в отчаянной попытке полететь... навстречу уколу. Добровольно. Раньше я не знал такого слова. Добро - вольно. Сам. Я был мертвым и послушным. До тебя любовь и боль были для меня едины. Учитель. Семей. Ты даришь мне счастье одной робкой улыбкой, тихими вздохами. Тем, что ты есть. Оставайся со мной, Рицка. Семей. Я не буду вспоминать о нем. Потому что есть ты.
И пока я тебе нужен, у меня есть смысл открывать утром глаза, дышать днем. Все ради тебя, Рицка. Маленькое дрожащее создание, поймавшее меня в свои сети. Глупенький, ты никак не можешь поверить в мою любовь. Как же я хочу стать твоим, быть в твоей власти, желание принадлежать тебе лишает меня рассудка. Я глажу тебя по ушкам, блуждая губами по щекам. Рицка. Ротик вкуса мороженого и пунша, целую тебя, как в своих мечтах, как не целовал никого. Отравляя себя твоей невинностью. Обветренные губы, я посасываю их, мягко, осторожно. Во сне ты вжимаешься в меня бедрами. Черт, я попытаюсь остановиться. Чуть позже, еще немного поласкаю тебя. Волосы лезут в лицо, я отбрасываю их на спину, возвращаюсь к поцелуям, я едва сдерживаюсь, чтобы не оставить на твоей шее следы. Печать. Знаки для всех, что ты мой.
- Котенок...
Касаюсь пальцами маленьких розовых сосков, меня кидает в жар от твоего слабого вздоха.
Рицка
На меня смотрят неподвижные незнакомые глаза, нашаривают во мне болевые точки...
- Любуешься?
Соби... Я моргаю, и чужой тяжелый взгляд сбегает, его больше нет в комнате. Ты проводишь рукой по моим волосам, ей ничто не препятствует, я такой же, как на твоем измятом рисунке. Это кажется таким естественным, обычным. Как будто никогда и не было по-другому.
- Зачем с ними так? Зачем они все убиты?
Солнце подсвечивает застывшие крылышки. Одна пара. Две. Три. Четыре. Десятки бабочек пришпилены к стенам.
- Наверно, чтобы сохранить. Чтобы они не умерли сами, Рицка. Бабочки живут совсем мало. И ничего не остается.
Я поворачиваюсь к тебе и машинально сжимаю гвоздик в твоем ухе. Металлическая бабочка тоже никогда не сможет взлететь. Но на нее смотреть не больно.
- Потому что красивые? Поэтому? Пусть они живут и умирают, как хотят.
Ты улыбаешься, отпускаешь меня, подходишь к стене и тянешь булавку. Бабочка падает на твою ладонь, легкие крылья вздрагивают, покачиваются, как от слабого ветра, и вдруг она поднимается в воздух. Я смотрю, как бабочка выбирает своим новым местом край стола. Складывает свои бархатные крылышки вместе и снова распахивает их.
- Соооби. Ты... Ты умеешь оживлять? Соби!
Я с восторгом наблюдаю, как ты делаешь то же самое со всеми булавками, всеми крылышками, всеми бабочками. Их уже так много в комнате, они задевают мое лицо, приятно поглаживают.
- Нет, Рицка. Не умею. Это ты. Твое желание.
- Мое желание?
Комната становится синей от множества крохотных взмахов: потолок, пол, стены, мебель. Ты подходишь ко мне, подставляешь подножку, держишь за спину, чтобы я упал мягко, не ударился. Нагретое солнцем дерево под голыми лопатками.
- Мы раздавим! Соби! Можем нечаянно раздавить!
Я подтягиваю ноги к груди и выкатываюсь из-под тебя. Подбегаю к окну и раскрываю его настежь. И небо из бледно-голубого становится великолепно синим. Все небо.